Пенсионер всем в пример. Подвиг длиною в жизнь

Первого мая пенсионерке Ставропольского ЛПУМГ, труженице тыла Юлии Кривенко исполнилось 90 лет. На ее долгую жизнь выпало немало событий, как радостных, так и трагичных.

Родилась Юлия Ивановна в 1929 году в селе Найденовка Ставропольского края. Когда началась Великая Отечественная война, ей было двенадцать. С этого времени и берет начало трудовая биография Кривенко. Совсем девчонкой она разносила письма, возила воду, рыла окопы, сеяла пшеницу, работала на току… Это потом, после Победы, после восстановления разрушенного народного хозяйства ее наградят медалью «За доблестный труд», она станет ударником коммунистического труда, победителем социалистического соревнования, будет отмечена почетными грамотами и благодарностями…

Накануне юбилея Юлия Ивановна рассказала не об этом, она вдруг сама начала говорить о войне. Может быть, потому, что день ее рождения так близко от Дня Победы, может быть, от того, что взрослая жизнь началась для нее очень рано. В 1936 году умер отец, мать осталась одна с шестью детьми, в 1942- м на фронт ушел один из братьев…

Юлия Ивановна Кривенко

Немецкие войска вторглись на территорию края 2 августа 1942 года. Краевой центр был оккупирован на следующий день. Город подвергся атаке с воздуха: фашисты совершили 12 налетов. Во второй половине дня наступление велось танковыми подразделениями и мотопехотой. В семь часов вечера Ворошиловск, так тогда назывался Ставрополь, был занят. К концу месяца немцы оккупировали весь край.

— Ставрополь бомбили сильно, — вспоминает Юлия Ивановна. — На железнодорожном вокзале стояли большие бочки с топливом, город горел... Стояло такое зарево, что видно было даже у нас в Найденовке. Немцы наступали быстро. У родительской хаты оказались трое наших солдатиков. Один из них был легко ранен, второй сильно больной. Тащили друг друга… Не могли уйти далеко. Ну куда их девать? Мы их на чердак спрятали с братом (одного из моих братьев на фронт не взяли из-за слабого зрения). В село вошли немцы, у нас была хорошая хата, две комнаты… Немцы заняли в ней все место, я с братом, сестрой и мамой ютились на печке. Мама не разрешала нам оттуда спускаться... Немцы забивали свиней и варили мясо в чугунах на печке, в топку шло все, что могло гореть: двери, вещи. Летом на лежанке было нестерпимо жарко, а спускаться мы боялись… Помню, один немец умер, его замотали в одеяло, закопали в яме на краю села, три камня положили сверху… Фашисты ели голландский сыр в красной обертке. Бросят обертку в поддувало, а мы дождемся, пока они уйдут, с лежанки попрыгаем, достанем — и давай выгрызать остатки сыра... А мать нам: «Идите на печку, они вас поубивают! А ну-ка залазьте!». Кормили и наших спрятанных солдатиков… В деревне как: в коридор заходишь — это считалось сенцами, наверху в потолке — лаз, а с улицы, с огорода — дверки. Дверки мы закрыли, лестницу спрятали… Вот дождемся, когда немцы уйдут, брат меня подсадит, а я красноармейцам подам, что мама даст… Вот так недели две и прожили. Потом немцы ушли. Солдатики слезли с чердака, помогли им, чем смогли. Помню, один был из Иваново, интересно так разговаривал…