В бой идем не ради славы...

Так сложилось, что посильное участие в Великой Отечественной войне принимали родители и мои, и моей жены. Мать супруги работала на буровых в г. Грозном, ее отец — был на дальневосточной границе, а после войны стал кадровым военным. Мой дедушка по матери служил во вспомогательных частях, дедушка по отцу — был политруком, пропал без вести. Мама — училась, работала в военном госпитале.

О каждом из них можно говорить много. Но я хочу рассказать об участии в Великой Отечественной войне моего папы — Владимира Григорьевича Беликова. Фронтовика, который достойно воевал и оставался солдатом и бойцом по духу до самой смерти.

Владимир Григорьевич Беликов

Владимир Григорьевич Беликов


После того, как с фронта пришло известие об исчезновении моего дедушки, папа был вынужден уйти из школы и пойти работать в колхоз, чтобы помочь маме кормить младших сестру и брата. Зимой 1943–1944 гг. отца призвали в ряды Красной Армии из станицы Слепцовской.

Владимир Беликов перед отправкой в учебный стрелковый полк, 1944 год

Владимир Беликов перед отправкой в учебный стрелковый полк, 1944 год

Владимир Беликов — курсант 60-го учебного стрелкового полка

Владимир Беликов со школьным другом Георгием Крапивиным, 1944 год

Владимир Беликов со школьным другом Георгием Крапивиным, 1944 год

Уже в послевоенное время папа, как правило, откликался на предложения выступить с воспоминаниями о войне перед аудиторией. Но при этом он избегал давать любые интервью. Человек грамотный, внимательно относящийся к своей речи и всему написанному, он болезненно воспринимал замену слов, фраз на, казалось бы, синонимы, а редактирование ответов на вопросы его сильно раздражало. Это налагает на меня определенную ответственность, так как настоящие воспоминания по сути являются многолетним интервью, многие факты которого находятся на грани между историей и легендой. Но помня, как папа относился к фронтовикам, к памяти о погибших, умерших от ран в послевоенное время, я считаю возможным опубликовать это «интервью».

Мне кажется, отец гордился, что служить ему довелось под знаменем 316-й стрелковой дивизии. Той самой, первый набор которой под прозванием «Панфиловская» стал гвардейским, второй — полег под Сталинградом, сохранив свою честь и знамя части. Дивизия третьего формирования, воссозданная во время боев на Кубани, прошла с боями через Украину, Карпаты, участвовала во взятии Будапешта, вела бои в Венгрии, Югославии и Австрии, а закончила свой боевой путь в г. Граце, где и узнала о капитуляции Германии и впоследствии была расформирована. Долгое время Владимир Григорьевич был первым номером расчета противотанкового ружья, затем пулеметчиком ручного пулемета.

Я не один раз был свидетелем, как при встречах и застольях фронтовиков, участником которых был и мой отец, кто-нибудь вспоминал о человеке, отношение к которому у всех было почти одинаковое: от восторженного и уважительного до иногда презрительного. Для каждого из ветеранов этот человек имел свое обличье, свой характер, свои плюсы и минусы. Образ для каждого был свой, но все эти образы носили одно имя — «Ванька взводный». По малолетству я не мог понять, кто это? И однажды отец объяснил мне, что это фронтовое прозвище взводного командира. Он, как правило, почти все время был среди солдат взвода, от него зависело доживет ли боец до следующего боя. Но уважение у фронтовиков к этому человеку вызывало прежде всего то, что он один из всех воинов имел наибольшую возможность погибнуть.

В связи с этим не могу не вспомнить о командире роты ПТР, в которой служил мой отец, капитане Унтилове (это словосочетание, я думаю, врезалось мне в память пожизненно). Насколько я помню, он был в мирное время учителем, родом из Зауралья или восточнее. Из рассказов отца это был человек жесткий, порой даже жестокий, но справедливый. Папа всегда говорил о нем уважительно. И это объяснимо. В конце 1944 года из действующей армии были отозваны солдаты определенного возраста, имеющие восьмилетнее образование. Их направили в училища для подготовки кадровых офицеров для послевоенной армии. В результате отец остался самым молодым в роте (ему не было 18 лет). В начале декабря 316-я дивизия должна была с боем форсировать Дунай в Будапеште. Стремясь уберечь солдата, капитан Унтилов направил отца связным в штаб дивизии. Но планы сохранения самого молодого солдата были этим солдатом своевременно раскрыты. На возмущенный отказ бойца выполнить приказ (как он будет после боя смотреть в глаза сослуживцам, да и останется ли кто-нибудь в живых) был дан ответ: «Рррразговорчики!!!.. Выполнять!!!». Когда бой немного затих, на НП штаба дивизии появился хмурый капитан Унтилов. Он что-то или кого-то искал глазами. Отец догадался и окликнул его. Капитан не скрывал своей радости. Действительно — хотел уберечь, а послал в пекло.

Из песни слова не выкинешь. Так же, как я помню о капитане Унтилове, я помню и о взводном, благодаря которому мой отец вышел из войны. После взятия Будапешта роту ПТР расформировали (насколько я помню — из-за предстоящих боев в горно-лесистой местности), а отец стал пулеметчиком ручного пулемета. В боях на озере Балатон и в Альпах пулеметчик был одним из самых востребованных бойцов. Какое-то время отец замещал в звании младшего сержанта погибшего командира взвода. Вскоре прибыл новый командир — не имевший боевого опыта младший лейтенант. Когда отец вспоминал время его командования, он был сдержан в рассказах. И несколько раз вспоминал свой последний бой. Взвод двигался колонной в горах, по достижении просеки была дана команда пересечь ее перебежками, по одному. Первый же побежавший рухнул от внезапной очереди. За ним — второй, третий. Отец, имевший опыт боев в горах, предложил взводному обойти самому вражеского пулеметчика и уничтожить его. Но от того последовала команда «Вперед!». Отец побежал, но от внезапной боли потерял сознание и упал... Сколько еще бойцов осталось там лежать, мне неизвестно. Отца оправили в госпиталь, при таком ранении на фронт он уже не вернулся.

Как правило, отец с уважением относился к врагам и противникам, четко их разделяя. В связи с этим вспоминаются еще два эпизода, о которых мне рассказывал Владимир Григорьевич.

В Альпах перед их подразделением была поставлена задача — создать заслон выходящим из окружения немецким частям. На их участке пытались выйти егеря, шли внимательно, но без напряжения, оружие держали за цевье. Отец, как и другие солдаты, изготовился к стрельбе. Как он мне говорил, он так и не понял, что его выдало, вероятно, какой-то звук или движение. Один из егерей вскинул карабин и выстрелил на звук. Что-то обожгло отцу лицо, он «слился» с землей и затаился. Немцы перекинулись словами и продолжили движение к своему концу. После операции отец увидел, что пуля, выпущенная с нескольких десятков метров, попала в диск пулемета, из которого он целился.

Во Фрайбергской горной академии к нему был «прикреплен» профессор Вальтер Арнольд. На встрече со студентами академии речь зашла о войне. Оказалось, что профессор служил офицером в Африке в армии Роммеля, затем — переброшен со своей частью в Европу. Через какое-то время они заметили, что оба называют одинаковые населенные пункты. После этого пошел «мальчишеский» разговор с возгласами типа «Как мы вас погнали там-то» или «Как мы вам всыпали там-то». Постепенно разговор пришел к тому, что отец назвал дату своего ранения. Профессор Арнольд сразу воскликнул, что он не мог это сделать, так как был ранен до этого. На что мой отец, никогда не лезший за словом в карман, парировал: «Но я ведь мог». Эта беседа вызвала бурную, доброжелательную реакцию в зале. Потом, через много лет, отец вспоминал, что в конце беседы его осенило, что перед ним — бывший враг, встреча с которым во время войны для одного из них могла стать последней. Взаимное расположение у них вызвало то, что оба они были «окопниками», верными данной ими присяге.

После войны папа добился снятия инвалидности, полученной в результате ранения. Экстерном закончил 8 классов, получил образование в нефтяном техникуме, нефтяном институте, закончил аспирантуру по бурению, несколько десятков лет работал в Грозненском ордена Трудового Красного знамени нефтяном институте имени академика М.Д. Миллионщикова, затем — в СевКавНиПИнефти. Работая в нефтяном институте, участвовал и руководил выполнением договорных работ по различным вопросам строительства скважин.

Владимир Григорьевич Беликов на церемонии открытия памятника погибшим студентам, преподавателям и сотрудникам Грозненского нефтяного института в годы Великой Отечественной войны, 1975 год

Владимир Григорьевич Беликов на церемонии открытия памятника погибшим студентам, преподавателям и сотрудникам Грозненского нефтяного института в годы Великой Отечественной войны, 1975 год

В начале 60-х годов прочел курс лекций во Фрайбергской горной академии (ГДР), в 1966–68 гг. преподавал в Рангунском технологическом институте (Бирма, ныне — Мьянма), где подготовил учебник на английском язык. В 1977 году в составе группы из трех человек в Индии готовил документацию для создания научного и образовательного центра в г. Дера-Дун.

За отличие в боевых действиях за время войны награжден орденом Отечественной войны I степени, орденом Славы III степени, медалью «За взятие Будапешта», благодарностями Верховного Главнокомандующего. Имеет отметки от противника — право на ношение красной и желтой нашивок о ранениях.

Наградной лист к ордену Славы III степени, 1 апреля 1945 года

Наградной лист к ордену Славы III степени, 1 апреля 1945 года

Награды ветерана Великой Отечественной войны Владимира Беликова

Награды ветерана Великой Отечественной войны Владимира Беликова

После войны получил звание «Заслуженный деятель науки и техники ЧИАССР».

Через всю послевоенную жизнь папа пронес особо трогательное отношение к трем группам людей: фронтовикам, одногруппникам и кадровым военным. При просьбе о помощи кого-либо из них он считал своим долгом оказать ее в меру своих возможностей.

Владимир БЕЛИКОВ,
инженер группы специалистов по технадзору за капитальным строительством и капремонтом
Светлоградского ЛПУ МГ ООО «Газпром трансгаз Ставрополь»